В комментариях прозвучала просьба: рассказать подробнее, как складывались наши отношения.
С Анатолием познакомились как комсомольские активисты: он - секретарь комитета комсомола дивизиона в/ч, я - секретарь комитета комсомола техникума.
В ту пору было принято устанавливать шефские связи между учебными заведениями и воинскими частями.
На фото вы можете увидеть добрейшее лицо молодого человека, солдата, студента, комсомольца.
А теперь по порядку.
Анатолий жил и учился в Ленинграде. Оттуда и был призван на службу в ряды СА.
Его детская память сохранила три ярких воспоминания о ранних годах жизни. Они предопределили дальнейшую судьбу мальчика, юноши.
Первое: на руках его держит женщина.
Голова мальчика, как часто бывает - на, возможно, материнском плече.
Ребенок видит, как переливаются разноцветными огоньками стеклышки в больших высоких окнах дома, в котором они находятся. Вывод: вероятнее всего, это первое запечатленное событие происходило в храме.
Скорее, католическом, коль витражные окошки отразили палитру переливающихся красок.
Второе: они куда-то по воде плывут.
Это или лодка, или корабль.
Ребенок помнит, что рядом были взрослые люди и дети .
Возможно, там были родители, или, хотя бы, мать.
Откуда и куда переправлялись люди, естественно, маленький человечек не мог понять.
Третье: память выхватывает картинку - ехал поезд.
Он остановился и все вышли из вагонов.
На поляне росли цветочки.
Вдруг начались взрывы.
Мальчика подхватил какой-то человек в форме и быстро побежал с ним в сторону леса (или придорожной посадки?).
Мужчина держал в зубах сигарету.
Прижав к себе мальчонку, он в суматохе, горящей папиросой зацепил верхнюю губу мальчика так, что навсегда потом остался шрам - как маленькая круглая печать в день, когда поезд подвергся воздушной атаке противника.
И, наконец: детей привезли в какое-то место. Их было несколько человек. Никого из родных не было.
По количеству зубов каждому из детей определили примерный возраст.
Дали имя, отчество, фамилию.
Так, в детском доме под Ленинградом появился маленький воспитанник - Киселев Анатолий Иванович, 1942 года рождения. Еще он помнит, что детишек, прибывших одной небольшой группой, звали в детдоме почему-то чухонцами.
Когда юноша учился в 8 или 9 классе (подзабыла), его и еще одну девочку усыновила/удочерила женщина из Ленинграда.
В блокаду у неё погибла вся семья, она была одинока.
Фамилия у Анатолия стала теперь, как у матери: Пшендин.
Всегда Анатолий называл её в разговорах только "мама" и говорил, что она имела строгий характер.
Восле окончания школы юноша поступил учиться на биологический факультет Ленинградского государственного университета. Тогда студентам очного отделения не предоставляли отсрочки от службы в армии.
Так и оказался студент третьего курса ЛГУ в Курске.
Его избрали секретарем комитета комсомола дивизиона.
С этой воинской частью наш техникум и был шефской организацией.
Так постепенно, узнавая друг друга, мы стали друзьями. По-настоящему, дружили.
Вместе ходили в театр и на концерты.
Вместе бродили по улицам Курска в то время, когда у Анатолия было увольнительное разрешение.
Помню, что два раза в месяц, когда я получала стипендию (20руб.) и Анатолию тоже платили то ли 12 или 20 рублей ( возможно, за должность секретаря комитета), мы с "получки" ходили в кондитерский магазин на перекрестке ул. Ленина и пл. Перекальского (там сейчас пиццерия, кажется) и покупали там 200 гр. конфет "Грильяж" и с удовольствием их откушивали.
Но. Только два раза в месяц!
Безусловно, у меня формировались к юноше чувства признания его приоритета в знаниях, во взрослых суждениях, в его анализе событий. И т.д.
В сравнении с ним я так и оставалась простой сельской девочкой, не обремененной глубиной понимания жизни.
То есть, вольно или невольно, Анатолий стал играть в моей жизни роль человека, который ведет девушку за собой.
Понятно ли я излагаю мысль?
Еще раз: мы не были парой, женихом и невестой.
Мы были друзьями, ходили, взявшись за руки.
И все.
Но, все же, безусловно, у меня росли к нему чувства, которые я старательно скрывала.
Однако, события развивались.
Я получила направление на работу в Старо-Белицкое селько Конышевского района на должность главного бухгалтера и 3 августа 1965 года приступила к своим обязанностям.
Квартиру снимала недалеко от сельпо.
Хозяйка Вера Ивановна была уборщицей в сельпо, а муж - возил в магазины товар.
Анатолий, конечно, писал мне письма.
А, примерно, с сентября, сообщил мне, что переводится служить во Льгов, где у них было воинское подразделение.
Таким образом, он стал приезжать ко мне в увольнение на станцию Арбузово по воскресеньям прямым рабочим поездом "Льгов - Комаричи".
В 10.30 - приехал, в 15.00 - уехал обратно.
Наши отношения не изменились.
Также мы гуляли к берегу реки Свапа.
Там было местечко, называлось почему-то "Турция".
И опять - разговоры: о литературе, о философии (он готовился заранее в аспирантуру и читал Спиркина).
Стихи знал в большом количестве и читал мне их.
Часто останавливались возле какого-нибудь цветка, травки , что встречались на пути.
Анатолий называл научное название на русском языке и переводил на латынь.
Вернувшись с прогулки, мы обедали вместе.
Это был пир для нас обоих.
Вера Ивановна пекла в печке блины, готовила вкусный борщ.
К тому же она любила разговаривать с Анатолием о Ленинграде.
Помню, что у Толи побаливал желудок, поэтому, домашняя пища была ему бальзамом для желудка и сердца, разумеется.
Ежедневно из Льгова он писал мне письма: подробнейшим образом описывал прошедший день.
Что делали, что читал, какие соревнования проходили.
Иногда в конверт вкладывались листки со стихами.
В частности, помню, стихи Сильвы Капутикян, других поэтов.
Когда в в/ч играли в футбол, пару раз ненароком жаловался, что после игры болело сердце...
Так прошла осень и декабрь 1965 года.
Наступал 1966 год.
В мае Анатолия ждала демобилизация и отъезд в Ленинград.
Ничего не менялось в наших дружеских отношениях, как это не покажется странным.
Особенно с позиций нынешнего времени.
Всякий раз его дружественные подробные письма заканчивались фразой "Крепко жму лапу".
Для меня же встречи эти были как спасательный круг.
Представьте на миноточку: сельпо территориально размещалось на маленькой ж/д станции "Арбузово".
Со станции шла ветка в Железногорск.
И шли поезда на Брянск и Ленинград.
Ни клуба, ни библиотеки, ни бани, ни населенного пункта не было в радиусе 5 км.
На территории станции стояла только улица домиков, где жили станционные рабочие.
И был хлебоприемный пункт, на котором работали сезонные работники.
В пяти км было село Старая Белица, колхоз "Лучи Ильича".
Наверное, если бы не встречи с Анатолием и его письма, я бы сбежала из Арбузово, не выдержав и года...
Был единственный канал связи - телефон: один звонок - на ж/д станцию, два звонка - трубку снимали в хлебоприемном пункте, три звонка - в сельпо.
Завершение рассказа в следующей записи.
Как говорится, не переключайтесь...
